 Когда я возглавил банковский надзор в Великобритании в середине 1990-х, мои друзья не воспринимали это как эффектный и яркий шаг в карьере. Банковское регулирование было таким же незаметным делом, как чистка канализации: возможно, это очень важно, но вряд ли для первых страниц газет. Проявления любопытства по поводу того, чем я занят в рабочее время, были обычно знаком дружеской вежливости, чем подлинного интереса.
Прошло двадцать лет, и вопрос о структуре банковского регулирования в Европе вошёл в топ политической повестки дня в Лондоне. Это один из ключевых вопросов на переговорах премьер-министра Дэвида Кэмерона по поводу изменения условий членства Великобритании в Евросоюзе.
Одно из четырёх главных требований Кэмерона к ЕС — это освобождение страны от необходимости соблюдать некоторые из единых правил, которые Европейский центральный банк стремится ввести в банковском союзе еврозоны для обеспечения единства подходов во всех странах-членах. Французы и остальные опасаются, что такое исключение позволит Великобритании, ищущей конкурентных преимуществ, ослабить финансовое регулирование в Лондоне. И это несмотря на то, что, как показывают последние события, требования к банковскому капиталу и другие формы контроля за банковской деятельностью в Лондоне на самом деле намного жёстче, чем где-либо в Европе. Например, не существует европейского аналога британскому требованию строгого разделения розничных и коммерческих банковских услуг. А несогласие с этой мерой французского и немецкого правительств означает, что такое требование вообще вряд ли когда-либо появится.
Конечно, причина, по которой банковский надзор (и финансовое регулирование в целом) приобрел столь высокое политическое значение, очевидна: финансовый кризис 2008 года продемонстрировал, что крах банков может иметь катастрофические последствия для всей экономики.
Кризис наступил после периода резкого роста финансового сектора, особенно в Европе. Соотношение «банки-рынок» (то есть размер банковского сектора относительно размера рынков акций и облигаций) почти удвоилось в Великобритании и Германии менее чем за десятилетие, в то время как в США это соотношение оставалось стабильным и существенно более низким.
Данное отличие особенно заметно в еврозоне, где две-трети внешнего финансирования нефинансовых компаний приходится на банковские кредиты. Аналогичная цифра в США приближается к 20%. В этой стране, как и в Великобритании, рынки акций и долгового капитала играют намного более важную роль в финансировании бизнес-инвестиций.
Краткосрочным последствием этого стало то, что кредитное сжатие, начавшееся в 2008 году, оказало более серьёзное и более длительное влияние на экономику европейских стран, где очень высока опора на банки. Банки сократили объёмы кредитования, чтобы удержать и восстановить свои коэффициенты капитала. Это процесс ещё продолжается в некоторых странах континентальной Европы, хотя в Великобритании уровень банковского кредитования бизнеса восстановился. Однако согласно новому исследованию Сэма Лэнгфилда из ЕЦБ и Марко Пагано из Неапольского университета, долгосрочные негативные последствия оказались даже более серьёзными, чем ранее предполагалось.
Лэнгфилд и Пагано указывают на то, что за восемь лет, прошедших после кризиса, ВВП Евросоюза вырос всего лишь на 2%, в то время как в США рост ВВП превысил 9%. Они объясняют эту разницу трансатлантическими различиями в финансовой структуре. Проанализировав данные о многих странах, она пришли к выводу, что «увеличение размеров банковского сектора страны относительно размеров капитализации рынка акций и частных облигаций оказывается связано со снижением роста ВВП в последующий пятилетний период».
Масштабы этого влияния, по их оценкам, внушительны. В Европе соотношение «банки-рынок» равнялось 3,2 в 1990 году, а в 2011-м оно выросло до 3,8. В их модели столь значительное увеличение ведёт к сокращению годового роста ВВП на 0,3 процентных пункта. И эта цифра вырастает вдвое во время кризиса на рынке недвижимости, учитывая высокую долю ипотечных кредитов на балансах банков ЕС.
Многие страны ЕС, особенно Ирландия и Испания, столкнулись с крахом цен на жильё после 2008 года. Тем самым, относительным размером банковского сектора ЕС можно, по всей видимости, объяснить примерно половину наблюдаемого разрыва в темпах экономического роста между ЕС и США.
Это объясняет также, почему ЕЦБ и некоторые правительства стран ЕС столь горячо поддерживают проект Союза рынков капитала, который призван найти способы стимулирования роста небанковских каналов финансирования на континенте. Прогресс на этом направлении позволил бы сократить опасную сверхзависимость от банков.
Великобританию, как и всегда, можно найти где-то посреди Атлантики. Накопленный экономический рост с 2008 по 2015 год составил 6%. Это чуть ближе к США, чем к остальной Европе, однако это всё ещё сравнительно слабый отскок после глубокой рецессии.
Относительно размеров экономики размер фондового рынка в Великобритании больше, чем в большинстве других стран Европы. Её банковская система крупнее и более сконцентрирована, хотя новые игроки и новые каналы финансирования меняют ситуацию. Кредитование P2P растёт здесь быстрее, чем в других странах Европы. Кроме того, британские банки (в среднем) больше ориентируются на неевропейские рынки, благодаря чему банковский сектор кажется крупнее. Наконец, треть активов банковского сектора Великобритании принадлежит в реальности банкам из стран, не входящих в ЕС. Только Люксембург приближается к этому показателю со своими чуть менее 20%. Между тем, во Франции, Германии и Италии принадлежащая иностранцам доля на внутренних рынках ничтожна.
Эти отличия могут частично объяснить упорное нежелание Великобритании участвовать в Европейском банковском союзе, хотя некоторые другие страны, не входящие в еврозону, очень хотят к нему присоединиться. Они опасаются, что в противном случае их могут фактически исключить из процесса принятия решений ЕЦБ. А в Лондоне даже про-европейцы предпочитают, чтобы сохраняющиеся проблемы британского финансового сектора решились на национальном уровне. Структурные отличия делают такой выбор вполне понятным.
Говард Дейвис (Howard Davies)
Project Syndicate, США
|
